«Ангелы революции» претендуют на «Белого слона»
Заслуженный и глубоко уважаемый мною киновед Елена Стишова назвала драму «Ангелы революции» одним из двух лучших российских фильмов 2015 года*. Это последняя работа Алексея Федорченко, где он выступил и режиссером, и соавтором сценария, и одним из продюсеров. Картина получила приз «Марк Аврелий будущего» на Римском кинофестивале, приз Кинотавра-2015 «За лучшую режиссуру». Сейчас картина претендует на звание лучшего фильма премии Гильдии киноведов и кинокритиков «Белый слон».
Я познакомилась с фильмом на фестивале «Кинопроба» в Екатеринбурге, где состоялся показ и творческая встреча с автором. И неудивительно, ведь большая часть картины была снята именно в этих краях.
В начала 30-х гг. четверо друзей, юных, талантливых, максималистов – поэт, актер, художник и кинорежиссер-примитивист – ищут в молодой советской власти воплощение своих мечтаний и надежд. Кажется, это время художественной свободы, импрессионизма и сюрреализма жизни. Это фильм о «возвышенной революционной утопии и ее трагическом воплощении в реальной жизни народов Севера». В основе картины – реальные события Казымского восстания 30-х годов двадцатого века.
Алексей Федорченко рассказывает об этом так:
«Советская власть обратила внимание на сельские народы достаточно поздно – в конце 20-х годов; и по всему Северу была поставлена сеть культбаз. Культурныя база – это школа, больница, роддом, ветеринарный участок, музей, «красный чум» – показательный чум, демонстрирующий, как нужно жить, соблюдая гигиену, а также интегральное товарищество – пункты приема пушнины – ради чего это все и было все сделано.
Конфликты начались именно на этом «позитивном» этапе. Потому что куль – по-хантыйски «черт», культбаза – это значит место, где живут черти. Красный чум – это место, где живут мертвые предки – мертвецы, это чум мертвецов. И, конечно, они не хотели отдавать своих детей в жилище чертей. И все началось с того, что ханты забрали своих детей с культбаз – достаточно жестко и разом. И из Свердловска – это тогда была Уральская область –была направлена большая делегация во главе с Полиной Шнейдер – она работала завнаркомом просвещения. В делегацию входил Петр Астраханцев – это председатель совета города Березово, который находится там рядом, Захар Осохов – работник НКВД, Петр Нестеров – президент интегрального товарищества и Петр Смирнов – директор казымской культбазы. Они приехали в Казым на озеро Нумто.
Полина Шнейдер поставила два колхоза для вылова рыбы: озеро считалось священным – там нельзя было рыбу ловить, потому там было очень много рыбы. Делегация поехала на священный остров, и, по одной из версий, она даже стреляла в этих идолов, но это не подтверждено. Шаманы «покамлали» – и боги сказали их задержать. Ханты их задержали, написали письмо в Москву, чтобы снизили налоги, чтобы делегацию забрали – выставили целый ряд требований. Ответа не последовало. И тогда было еще одно камлание, и Казымская богиня сказала им убить членов делегации – их принесли в жертву Казымской богине».
«Все герои имеют реальных прототипов. Среди них и Эйзенштейн, и Арсений Авраамов – композитор, который писал музыку для городов. И он действительно дирижировал городом, а инструментами были заводы, фабрики, паровозы, пароходы, самолеты с сиренами, пушки, огромные многотысячные толпы ходили по городу и пели интернационал. И это было даже исполнено один раз удачно в Баку. И один раз неудачно в Москве. А писал он музыку даже для страны – он хотел, чтобы она начиналась во Владивостоке, а заканчивалась на Балтийском море.
Это и реальный архитектор Тамонькин, который строил первый московский крематорий на территории Донского монастыря. История с крематорием взята практически полностью из газет того времени, включая фразу Калинина «Стройте скорее крематорий, (…) а то я не успею быть сожженным»… (Всесоюзный староста М. Калинин писал зампреду Моссовета: «Тов. Рогов! Больше ждать нельзя. Необходим, и как можно скорее, крематорий; боюсь, что умру раньше, чем вы его сделаете!» — прим. автора).
И история Московского латышского театра Скатувэ – под руководством О.Ф. Глазунова (на самом деле – Освалд Глазниекс). Это удивительная страшная история, когда латышей действительно обвинили в фашистском перевороте, в фашистском мятеже. И были сначала арестованы и расстреляны все мужчины театра, и женщины вышли на сцену играть мужские роли. И тогда даже в прессе было написано, что такое смелое решение режиссерское. Но через несколько дней арестовали и всех женщин, включая бухгалтерию и лифтерш. И только Освальд Глазунов не был арестован, потому что он числился в театре Вахтангова по документам. Арестовали его через три года.
Прототипы Полины – и Лариса Рейснер, и Людмила Наумовна Мокиевская-Зубок – такой собирательный образ Родины, советской Родины 30-х гг., у которой женское лицо».
Съемки на натуре: «Всех хантов я снимал в Хантах. Причем в Казыме и на месте, где происходили события. Более того, помещение, где я делал школу – это склад казымской культбазы, последнее здание казымской культбазы. И по одной из версий труппы членов вот этой принесенной в жертву делегации свердловского обкома партии привезли именно в это здание. В Екатеринбурге я снимал Мексику, Свияжск, Москву, Камчатку».
«Литература важнее кинематографа во много раз»
Действительно, Федорченко производит впечатление начитанного человека, как будто больше даже краеведа и исследователя, нежели режиссера.
Алексей Федорченко: «Когда я со своим первым фильмом «Первые на луне» приехал в Ханты-Мансийск, то познакомился с семьей хантов – семьей Молдановых. Кроме того, что они оленеводы, они еще и ученые, фольклористы – собиратели обрядов, мифологии – авторы многих книг, которые называются как раз «Земля кошачьего коготка». И их дед – князь Молданов – был одним из организаторов Казымского восстания. Они мне рассказали про это восстание, о котором тогда в прессе, в литературе почти ничего не было. Была книжка Еремея Айпина – «Божья Матерь в кровавых снегах», плохая по-моему, и пара каких-то упоминаний. Я пошел в ННИ Угроведения в Ханты-Мансийске, и там собрал все, что можно было – диссертации, статьи. И буквально через полгода вышла как раз книга О.Д. Ерныховой «Казымский мятеж». Всю хронологию Казымского восстания я взял оттуда. А биографии авангардистов составил, изучив около четырехсот биографий художников-авангардистов.
История с памятником Иуды в картине – это тоже реальная история открытия памятника Иуде в Свиярске, в 18-м году. Когда там стоял штаб – Бронепоезд Троцкого. Вот он поставил такой памятник Иуде-богоборцу. Свидетельства есть: голландский журналист там присутствовал и буквально только один абзац есть в его воспоминаниях об этом памятнике; местные жители не признаются».
Весь фильм – театр
Картина «Ангелы революции» об авангарде и сама авангардна.
В картине, лишенной шаблонов, много небанальных образов, художественных фантазий, экспрессии, интересных режиссерских решений (как проекция советской делегацией фильма для хантов на дым от костра вместо привычного экрана – идея родилась, по словам режиссера, в процессе съемок).
Алексей Федорченко: «Я очень люблю примитивистскую живопись, поэтому в картине плоское изображение и немножко сломанные пропорции».
По художественному решению, по постановке кадра, мизансцен она выглядит как пестрый набор сценок, открыток этюдов в авангардном театре. Образ театра возникает неслучайно: «Вообще эта история про две такие языческие цивилизации – мансийскую и советскую, в которых очень много общего, и в фильме, если внимательно смотреть, очень много параллелей. И жертвоприношения, и театральные какие-то действа: с одной стороны – это мансийский кукольный театр, с другой стороны – примитивистский, авангардистский театр»
Здесь стоит упомянуть, что в одной из главных ролей снимается известный театральный актер Олег Ягодин, а на эпизодические роли режиссер позвал студентов из Екатеринбургского государственного театрального института (его же закончил и О. Ягодин) – курс А.В. Блиновой.
Кульминационная сцена фильма также решена в театральном духе: реальное столкновение хантов и карательного отряда изображено словно в кукольном театре.
Алексей Федорченко: «Было реальное столкновение хантов и карательного отряда: ханты построили ледяную крепость и так встретили карательный отряд. Погибло с одной стороны два человека, с другой стороны – два человека. Я очень боялся этой сцены, потому что она мне казалась очень банальной и неинтересной. И мне художники-постановщики говорили: скорей-скорей надо строить эту крепость – зима кончается. А мне ужасно не хотелось, потому что мне все хотелось придумать что-то интересное.
Я вспомнил эпизод фильма Аркадия Морозова – нашего режиссера-документалиста. Мы с ним делали кино в 2000 году, которое называлось «В зоне любви»: про слепого мансийского охотника Петра Курикова, который ходит по тайге и учит своего племянника всему – охотиться, рыбу ловить, изготавливать всевозможные вещи. И в том числе он был мастером по изготовлению музыкального инструмента санквылтапа и кукол. И в кадре он играет на санквылтапе, и к мизинцу привязана веревочка – на табуретке прыгают две фигурки. Тогда я купил несколько фигурок кукол у него. И когда я решил в такой вот форме примитивистской сделать эту стычку, я стал искать мастеров (а Петр Куриков уже умер к этому времени). И я не нашел никого – то есть это искусство прямо у нас на глазах исчезло, и больше никто этим у нас не занимается. И я решил просто восстановить эти куклы, чтобы хоть как-то об этом осталась некая память.
Документальное свидетельство
В этом игровом фильме, основанном на документальной истории, финал – документальный. Зритель видит современную съемку старушки в национальном костюме хантов, спасением которой после карательной операции, еще младенцем, заканчивается основное полотно фильма. Это Екатерина Обатина – та самая первая девочка Югры, родившаяся не в чуме, а в построенном советскими властями родильном доме.
Алексей Федорченко: «Когда я ехал в Казым, я решил ее найти, потому что эта сцена была в фильме: первой роженице дарят машинку «Зингер» – подарок от Сталина. Это действительно та первая девочка казымской культбазы. Мы к ней пришли в квартиру, которую она получила квартиру недавно. Всю жизнь она проработала учителем русского языка в школе-интернате.
Но героиня очень болела, и ее дочь нас все время выгоняла – быстрей, быстрей, быстрей. А она очень готовилась – нас встретила в парадном костюме. А я знал, что она пела в народном хоре каком-то небольшом. И я сказал: давайте хоть спойте нам, раз разговор не получается. Давайте мы камеру поставим, а вы споете нам что-нибудь. И вдруг она в коридоре затянула Пахмутову – «…Забота у нас простая, забота наша такая: жила бы страна родная, и нету других забот. И снег, и ветер, и звезд ночной полет… Меня мое сердце в тревожную даль зовет…» – я тогда подумал: ну все, кино у нас есть. Исполняя песню, она дошла до камеры – вот этот один дубль мы сняли, и сразу уехали. Она умерла буквально через месяц после съемок. Без нее кино, конечно, не получилось бы».
Наталия Егорова
*Второй – «Страна Оз» Василия Сигарева.